Во времена военной диктатуры в Аргентине оппозиционеры — в основном левые активисты — массово становились Пропавшими. Так политзеков называли их семьи, которые пытались искать своих родственников. Но официальные представители власти говорили им, что их близкие пропали без вести. В реальности же активисты содержались в концентрационных лагерях. Мы публикуем истории Пропавших женщин, которые смогли пережить репрессии, пытки и диктатуру.
Эти тексты мы взяли из магистерской работы Мариэлы Либедински — аргентинской феминистки, которая писала о женщинах-политических заключённых времён военной диктатуры 1976-1983 годов.
Интервью 1: О.
О. попросила о личной встрече перед тем, как она поделится со мной информацией о своем прошлом. Она сказала, что хочет видеть мое лицо, посмотреть мне в глаза и увидеть, как я отреагирую на ее историю. Мы договорились встретиться и вместе позавтракать в маленьком кафе в Торонто. И хотя я не знала, как она выглядит, стоило ей только войти в кафе, как мы сразу же встретились взглядом, тепло улыбнулись друг другу и обнялись.
Во время нашего разговора она говорила очень тихо, и мне часто приходилось наклоняться через стол, чтобы услышать то, что она говорит. Мне хотелось, чтобы наш разговор был максимально открытым, но я не ожидала, что первая же наша встреча превратится в интервью; я хотела просто узнать ее мнение о проекте и сформировать примерное представление о том, что мы будем обсуждать позже.
Я не записывала наш разговор, потому что он происходил в публичном месте, и потому что мне хотелось проявить уважение к ее личному пространству и к ее решению дать более развернутые ответы на некоторые вопросы позже. Она действительно дала мне более подробные комментарии позже, правда, исключительно письменно, а не по телефону или лично.
Она объяснила, что, несмотря на то, что ранее она легко отвечала на мои вопросы и искренне хотела поделиться со мной воспоминаниями о том времени, все события в Аргентине времен диктатуры нанесли ей такую ужасную травму, что даже проговаривать это все было для нее невыносимо. Писать ей было намного легче, чем говорить со мной. К тому же, это давало О. больше времени подумать над ответом.
Я обрадовалась, когда она согласилась дать более подробные комментарии письменно, но, читая ее ответы, я быстро поняла, что радоваться тут нечему.
Сейчас О. – богатая и успешная женщина, но во времена аргентинской диктатуры она была очень бедной. Она небелая. Участие О. в политике не было радикальным, но, вероятно, ее принадлежность к коренному населению Аргентины повлияла на то, что аргентинские военные преследовали ее за активизм.
О. была задержана в Хако, провинции в десяти часах севернее Буэнос-Айреса, в возрасте 21 года, будучи на ранних сроках беременности. Перед задержанием она активно участвовала в политической жизни своей общины со своим тогдашним мужем. И хотя в то время он был больше вовлечен в политику чем она, они вместе посещали встречи и лекции о Перонизме (левое популистское движение в Аргентине, основанное на идеях аргентинского правителя Хуана Перона – прим. переводчицы) и о том, чем занималось это движение и где было распространено. Муж О. был преподавателем шахмат для детей, а сама О. преподавала испанский детям европейских мигрантов. Они жили очень общинным образом жизни, часто полагаясь на помощь своих соседей или их семей. Община помогала им работать, приглядывать за детьми, делились едой и информацией о непрекращающейся жестокости в столице.
Еще до становления диктатуры рейды полиции были очень жестокими и репрессивными. На пике репрессий полицейские и военные выламывали двери и выбивали окна в домах их общины, врывались в общественные заведения и школы, чтобы загнать всех жителей в одно место и допросить. Их целью было добыть информацию о том, как организовывается оппозиция (в частности, левые). Они искали листовки, книги, номера телефонов, адреса, пароли и кодовые имена активистов, которых потом арестовывали.
О. и ее муж были задержаны ранним утром осени 1975-го года. Полиция ворвалась к ним домой и потребовала протестные листовки, брошюры и информацию о местных активистах. Ничего этого у пары не было. Полиция ушла с пустыми руками, но О. так испугалась, что начала отказываться от работы в общине. Ее страх становился сильнее с каждым днем, так как каждый день в их провинции появлялось все больше и больше полицейских. Страх О. оправдался: вскоре ее задержали второй раз по надуманной причине и арестовали. При аресте ее избили и сразу же доставили в «Центр» – так назывались концентрационные лагеря для политзаключенных. Сразу после прибытия в Центр ее начали пытать. Большинство женщин, прошедших через центры, были изнасилованы полицейскими и тюремщиками.
Жизнь О. в центре была ужасной. У нее обострился слух: часто она слышала, как других заключенных пытают, слышала их крики и мольбы о пощаде. Пока она была арестована, ее семья не имела ни малейшего понятия, кто ее забрал и где ее держат. Официально она была объявлена Пропавшей без вести на три месяца. В конце концов, О. «легализовали»: ее подвергли административным процедурам, чтобы идентифицировать личность и официально оформить арест на этот период времени, но не отпустили.
Будучи в центре, в январе 1977 года она родила дочь. Это было ужасно травмирующим опытом. Когда у нее начались схватки, ей завязали глаза тряпкой, вытащили из клетки и в наручниках отвезли в клинику. Она рожала буквально под дулами пистолетов, окруженная полицейскими, которые считали, что во время родов она может «воспользоваться возможностью» и сбежать. Через двадцать дней после родов ее дочь забрали и отдали на воспитание матери О., а саму О. отправили в другой центр, где содержались только женщины. Там она смогла подружиться с другими женщинами-заключенными, которые прошли через похожие ужасы.
После падения диктатуры О. подала в суд за нарушения прав человека и выиграла, получив компенсацию. Сразу после этого, в конце 80-х, она уехала из Аргентины в Канаду. И, хотя она больше не проживала в Аргентине, О. все равно активно поддерживала связь с эмигрантским группами поддержки, особенно с другими выжившими Пропавшими.
Интервью 2: М.
Другая женщина, которую я интервьюировала, М., тоже прошла через травматичные события в 70-е в Аргентине, но, в отличие от О., это случилось, когда она была еще подростком и училась в старшей школе. М. и ее семья европейского происхождения, они жили в городской (и в основном белой) среде. Её политические взгляды тогда еще не начали развиваться. И хотя тогда она еще не была вовлечена в политику, опыт ее семьи сильно повлиял на ее восприятие феминизма в политике.
Когда она только начала интересоваться политикой, ее сестра пропала. В тайне от семьи, ее сестра начала заниматься активизмом: она ходила на митинги, раздавала листовки и помогала своей общине. Это продолжалось, пока ее муж не заметил, что военная полиция установила за ним слежку на улицах Буэнос Айреса. Сестра М. и ее муж стали часто переезжать, чтобы сбить полицию со следа. В какой-то момент они нарушили правила безопасности и вернулись домой, к своей семье. У входа в дом их с мужем забрали. М. вспоминала, что ее семья была в ужасе и с жуткой паранойей из-за произошедшего. Её родственники пытались связаться с сестрой и договориться с полицией, чтобы предложить им деньги и устроить своего рода «побег» из тюрьмы. Но сестра М. отказалась.
М. говорит, что аргентинские репрессии быстро научили ее молчать. Молчание – это то, о чем говорили все женщины, которых я интервьюировала, и, конечно, о самоцензуре. Все они в какой-то момент научились понимать, когда стоит промолчать и при ком стоит промолчать. Умение молчать стало важной частью жизни в Буэнос Айресе, потому что на улицах, в переписках и в телефонных разговорах за жителями постоянно следили. М. вспоминала, что она чувствовала постоянный страх, который заставлял ее молчать. В какой-то момент она поняла, что изоляция, в которой она оказалась из-за страха высказаться, из-за невозможности быть услышанной – это и есть тот самый самовоспроизводящийся инструмент, с помощью которого государство контролировало людей.
История сестры М. и ее мужа, которые попали в тюрьму, подверглись пыткам и пропали навсегда, так и осталась нерассказанной.
М. жалеет, что ничего не сделала тогда. Сейчас она занимается образованием и политическим активизмом, стараясь объединить левых аргентинцев вокруг поддержки бывшей президентки Кристины Кирхнер.
Чтобы продолжать работу, нам нужна ваша поддержка!
В 2024 году российские власти объявили нас «нежелательной организацией». Это значит, что людям в России теперь нельзя распространять наши материалы и донатить нам. Если вам важно то, что мы делаем, и вы хотите поддержать нас, вы можете подписаться на наш Патреон с зарубежной карты — это безопасно.
